Сначала приравняем распространенность языка к нулю. Не совсем к нулю, а будем считать, что на этом языке говорит всего один человек. Ведь теоретически каждый человек может создать свой собственный, личный язык – выразить по собственным правилам и своими собственными звуками все известные ему понятия. Технических проблем в создании такого языка нет, но кому он будет нужен? Такой язык даже самому изобретателю будет не нужен, если, конечно, изобретатель не властный баран, который может заставить зависимых от него людей разучивать свое изобретение. В любом случае, если даже кто-то это язык разучит и сделает его родным, то сможет общаться только с изобретателем и получить только те знания, которые этот убогий накопил.
Теперь приравняем распространенность языка к бесконечности, предположим, что это язык, на котором говорит весь мир и на котором изложены все знания, накопленные человечеством. Если такой язык сделать родным, то можно будет общаться без проблем со всем миром и получить все знания, накопленные всем человечеством.
Строго говоря, каждому государству имело бы смысл делать государственными такие языки, как английский или испанский, но тут опасность отрыва от собственных языковых корней, да и тяжело это организовать.
Теперь о собственно культуре.
У меня часты споры с умниками по вопросу того, что считать культурой. Слово красивое, быть культурным престижно, посему каждый вкладывает в это слово тот смысл, который ему хочется. Отсюда многие и дрыгоножество считают культурой, и вопли со сцены, и умение есть ножом и вилкой одновременно, и знать какое вино к какому блюду нужно заказывать, да о чем говорить - и клоуны у нас тоже мастера культуры.
На самом деле культурой следует считать только способность человека самостоятельно пользоваться теми знаниями, которые накопило человечество. Если это понять, то будет и понятно, что чем большими знаниями данный человек умеет пользоваться, тем более высокого он уровня культуры.
Однако знания описываются словами, поэтому и начинать рассмотрение вопроса надо со слов. Несколько примеров, которые я уже приводил.
Пушкинисты подсчитали, что в своих произведениях Пушкин использовал 20 тысяч слов. По сегодняшним понятиям это не очень много, к примеру, советский школьник обязан был оперировать 10 тысячами слов уже после четвертого класса. А ведь Пушкин писал не только о любви, но и о политике, астрономии, физике, войне, то есть, практически обо всем, что тогда было известно. Но уровень знаний полтора столетия назад был таков, что практически все знания обо всем в мире можно было описать несколькими десятками тысяч слов.
А в 70-е годы прошлого века я купил англо-русский металлургический словарь, так вот он уже насчитывал 70 тысяч слов, относящихся только к одной, и то, не очень большой отрасли знаний - металлургии. Но в русской части этого словаря большинство слов, описывающих металлургию, базировалось на словах великорусского наречия русского языка. Да, много было и слов, взятых из иностранных языков, которые нужно просто запомнить. Но когда вы слышите «домна», то ведь понимаете, что это что-то из кирпича, как дом, когда слышите «подина», то возникает ассоциация с подом русской печи, когда слышите «заплечики», то понимаете, что это нечто, что служит чему-то опорой. В результате, владеющему великорусским наречием металлургу нет необходимости тупо заучивать 70 тысяч непонятных слов, поскольку многие из металлургических терминов (как и в других отраслях знаний) исходят из глубин великорусского наречия и понятны из своего звучания.
Когда в Казахстане начался идиотизм со статусом государственности казахского языка, то мы на заводе довольно долго отбивались от идиотов, а вот ГРЭС почти сразу же заставили перевести на казахский язык технологические инструкции. Не знаю размер этих инструкций на ГРЭС, но у нас на заводе эти документы были объемом в 5-6 страниц машинописного текста. Так вот, в Павлодарской области ГРЭС не смогла найти переводчика, способного сделать перевод техинструкций на казахский язык, и отправила тексты инструкций в Академию наук Казахстана, но и оттуда за 4 года никакой перевод не пришел. Ну, нет в казахском языке слов для описания того, что написано в инструкциях по эксплуатации оборудования электростанции. У нас перевели на казахский название завода: был «Ермаковский завод», стал «Ермак заводасы». То есть, даже такого элементарного понятия, как «завод», в казахском языке тоже не было.
Это не недостаток казахского языка, как такового, это объективная реальность – основная масса народа Русского царства, а потом и Российской империи говорила на великорусском наречии русского языка, и именно на этом наречии накапливались новые слова, а вместе с ними и новые знания – те самые, которые и делают человека культурным.
На Советской Украине естественными были великорусское и малороссийское наречия русского языка и диалекты населения Западной Украины. (Кстати, впервые с этими диалектами я познакомился в фильме «Белая птица с черной отметиной», и, признаюсь, понимал я диалоги героев фильма не без труда). И был на Украине еще один язык, так называемый, «украинский» – «украинска мова».
В моей семье говорили только на великорусском наречии, бабушка и дедушка, а также родные дядя и тетя, – только на малороссийском. Вокруг и сверстники и взрослые тоже говорили или на том, или на том языке, или на том и другом сразу, соответственно, граждане оба наречия разучивали естественно и одновременно. Никто никого не переспрашивал. Отец, в детстве говоривший только на малороссийском наречии, к моему времени со всеми говорил и писал только на великороссийском. Повторю, его отец (мой дед) и родной брат отца – говорили и писали только на малороссийском, но когда они разговаривали друг с другом я даже и не задумывался над тем, что они говорят на разных наречиях. Я же в городе говорил на великороссийском наречии, но, приезжая в село, переходил на малороссийское, поскольку оно мне всегда нравилось.
Кроме того, я говорил еще и на украинской мове, поскольку учил ее в школе и читал книги на украинском языке. Дело в том, что я начал осваивать чтение по книжке в день, а ходить в районную библиотеку было далековато. Но в юношеских библиотеках Советской Украины можно было взять одновременно всего три книги - одну книгу на великорусском наречии, одну на украинской мове, и одну научно-популярную. Замены не допускались. Ходить каждые два дня было лень и я, разумеется, брал и читал книги и на украинском языке, а в них время от времени наталкивался на ситуацию, когда понятия описывались не теми словами, которыми они описываются в разговорном малороссийском наречии. Я тогда не придавал этому значения, но это удивляло. Скажем, живу на каникулах в селе, спрашиваю бабушку: «А дэ у нас люстэрко?». Бабушка удивленно спрашивает: «А що цэ такэ?». Разъясню, и бабушка еще больше удивляется: «Так так бы и казав – дзеркало, а то якэсь люстерко».
Правда, еще в школе учительница украинского языка рассказала, что в украинском языке не хватало слов и после революции эти слова пытались придумывать. Но говорила она об этом, как о курьезе, скажем, рассказывала, что слово «художник» заменялось на «мордопыс», а зеркало – на «мордовид». Теперь понимаю, что это было еще и не так глупо, поскольку новые понятия, все же, базировались на родных словах «морда», «писать» и «видеть». Хуже обстояло дело, когда в язык начали вводить слова, вообще не имеющих корней в малороссийском наречии, вроде приведенного примера с зеркалом.
Потом узнал, что начали заниматься изобретением украинского языка еще чиновники Австро-Венгерской империи с тем, чтобы бредом об отдельной украинской нации пресечь стремление входящих в состав этой империи русских племен Западной Украины присоединиться к Российской империи. У австрийцев эстафету приняли крутые марксисты, которым казалось политически правильным создать отдельный украинский народ, но у которых оказалась та же проблема – в малороссийском наречии не хватало собственных слов, а пользоваться русскими словами было нельзя по причине создания отдельного «украинского» языка. Начали недостающие слова добавлять, и, повторюсь, слово «мордвид» еще куда ни шло, поскольку оно имело хоть какие-то корни в малороссийском наречии, но «люстро»-то вообще слово польское и в понимании и малороссиянина тоже указывает не на то, что связано со зрением, а на подвесной осветительный прибор!
Как-то при сборе макулатуры подобрал книжку «Тактика пехоты», изданную в 20-е годы для армии УССР на «украинской мове». Смысл был понятен, но слова! Самое мелкое воинское подразделение, не превышающее по численности 11 человек, – отделение - называлось «рой». Но ведь и в малороссийском наречии рой – это множество. Взвод – часть роты, одновременно взводящие курки для залпа в строю, - назывался «чота». Откуда и что это такое – «чота»? Издевательски назывался солдат, боец – ему придумали «украинское» слово «вояк», но ведь и великороссу и малороссу это слово указывает только на презрительное «вояка».
Малороссийское наречие – это язык быта, оно очень сочное, тем не менее, у этого наречия нет слов, для описания огромного количества знаний. Проблем это не создавало никогда - те малороссы, которые хотели получить знания за пределами быта, без труда переходили на великорусское наречие и получали эти знания, повышая свой уровень культуры.
Между прочим, в СССР, после того, как сталинское руководство сменило отмороженных марксистов, не важно, из каких соображений, но повышали культуру входящих в Союз народов тем, что ненавязчиво переводили всех на великорусское наречие. Этим открывался путь к повышению культуры тем гражданам, кто хотел ее повысить. Кто не хотел повышать свою культуру, тот мог везде говорить на родном языке.
Сейчас придумывать малороссийскому наречию сотни тысяч слов для описания знаний за пределами быта, просто глупо – это никчемная работа.
Скажем, в великорусском наречии «решетка» - единственное число, а в малороссийском аналог «граты» - множественное число (как «ножницы») и, «граты», скорее всего, описывают железные прутья в окнах, а не что-то перекрещивающееся. И вот заставляют «национально-свидоми» переводить на мову научные термины. Термин «кристаллическая решетка» соответственно переводится как «крысталична гратка». Во множественном числе («крысталични граты») перевести нельзя, поэтому и звучит перевод дико, как, скажем, слово «ножничка» вместо «ножницы». Но кого из тех, кто ратует за исключительность мовы, это волнует?
Если уж невмоготу великорусское наречие «национально-свидомой» власти, то тогда уж надо просто переходить на другой язык.
Отсюда следует, что стремление руководителей государства сделать свой народ говорящим на более распространенном языке – это стремление к повышению культурного уровня своего народа. А стремление говорить на каком-то менее распространенном языке, чем население уже говорит, это стремление снизить культурный уровень своего народа. Снизить до уровня обезьян, которые, понятное дело, поголовно «национально-свидомые» и яростно защищают обычаи и порядки только своей стаи.
То, что борьбой за родной язык, как единственный государственный, занимается самая малокультурная часть граждан, хорошо видно по последствиям. За эти 20 лет какой из народов бывшего СССР на своем родном языке в качестве государственного пополнил интеллектуальную сокровищницу мира хоть какими-то полезными знаниями, кроме, разумеется, знаний об органической подлости и малокультурности своей политической элиты?
К примеру, на помянутой передаче у Киселева прозвучало, что, несмотря на ограничения, введенные для импорта книг из России, на книжном рынке Украины продукция на мове составляет всего 7%, такое же положение и с печатными СМИ. Отмороженная баба на передаче голосила, что это происки тех, кто хочет сделать русский язык государственным.
Однако давайте посмотрим на этот вопрос с другой стороны. По утверждениям участников передачи, сегодня на Украине около половины населения говорит на мове, кроме этого, практически все радио- и телепередачи тоже идут на мове. Тогда почему книг на мове так мало? Ведь книгоиздание уже давно только бизнес. Когда одному из моих издателей предъявили претензию, что он меня издает, издатель ответил, что он коммерсант, а Мухина читают и покупают. То есть, если бы на Украине был спрос на книги на мове, то их бы издавали в и Москве, и в Париже. Так о чем говорят эти 7%? Правильно, о том, что борцы за «ридну мову» книг не читают. Зачем им читать? Им знания не нужны, им достаточно знать, где достать бананы, а это они и на английском узнают. И «проблема русского языка» в данном случае не в том, что борцы за «ридну мову» особи крайне низкой культуры – это их личное дело, а в том, что эти люди тащат на свою пальму весь народ Украины.
Есть и еще аспект этого вопроса.
Хозяин Украины - её народ. И какое право имеют слуги народа – депутаты и президент – навязывать народу, на каком языке ему говорить? Хозяин будет говорить на том языке, на котором ему удобнее, а на государственном языке обязаны говорить только чиновники государства. Поскольку Украина, как минимум, двуязычна, то государственными языками обязаны быть, как минимум, оба наречия русского языка. Обязаны быть для того, чтобы не народ чиновникам, а чиновники государства отвечали гражданам на том языке, на котором граждане к ним обращаются.
Обидно, конечно, что в парламент попадает самая малокультурная часть граждан, что борьбой за языки доказывается, но это следствие другой проблемы – проблемы того, что эти избранники никак не отвечают за последствия своего нахождения у власти. И поэтому, добравшись до депутатских кормушек, навязывают гражданам все, что дурь в их макитры стукнет.
Ю.И. МУХИН
http://www.ymuhin.ru/node/775/deputaty-kak-obezxyany-s-granato![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
